Форум на ОКУЛУС

ash, надеюсь вы это всё не сарказма ради...

несколько причин:

1. если Пифагор прав, и числа правят миром, значит в каждом событии, действии, сущности, связи есть строгий математический смысл, а значит и правило.

2. фонетика повествует о том, что каждый звук наделен своей энергией (истинно поющие истинно живут), значит слова, так как состоят из звуков, энергией тоже наделены, а значит фраза "как вы яхту назовете - так она и поплывет" не лишена истины.

3. Согласно теории Энштейна, энергия есть скалярная величина, которая зависит лишь от одной константы. (E=mc2), которая не обязательно должна быть скоростью света. (зависит от измерения). В тоже время Энергия - всего лишь понятие, связывающее "Сущность" и "действие" (пример: падение тела. Тело - сущность, падение - действие, - кинетическая энергия тела)

резюме:

поскольку энергия - скаляр, а скаляр - это число, значит энергию(любую) можно посчитать. Слово несет энергию, значит её можно выразить в числах, и посчитать. если числа подчиняются правилу, значит и энергия подчиняется правилу, а энергия всего лишь связь между сущностью и действием в любом событии. а если все это так, значит можно просчитать любое событие. а событие - имеет свое название, а значит слово, энергию.

(толковый словарь не помощник)

Ps: а вообще я наверное больной на голову, ну и пусть... я верю в магию чисел.

  

(Автоматический перевод с транслита!)

ааа, ну так понятней стало.

а то один-два-три...

Подождите, нумерологи придут. наверняка надо все латинницей записывать, xотя смысл тоже будет разным . Поэкспериментируйте

  

Аш! "Блазню"- это типа грежу. Вижу то, что другим не видно. Когда что-то кажется, мерещится.

В книге одной встретилась с этим словом

Когда женщина одна кается священнику и жалуется, что ее "блазнит". Она видит привидения.

  

Пока нумерологи подтягиваются, запостю сюда Bagatelle Иосифа Бродского (тоже ведь любитель был словесных шарад всяческих на раз-два-три):

I

Помрачненье июльских бульваров, когда, точно деньги во сне,

пропадают из глаз, возмущенно шурша, миллиарды,

и, как сдача, звезда дребезжит, серебрясь в желтизне

не от мира сего замусоленной ласточкой карты.

Вечер липнет к лопаткам, грызя на ходу козинак,

сокращает красавиц до профилей в ихних камеях;

от великой любви остается лишь равенства знак

костенеть в перекладинах голых садовых скамеек.

И ночной аквилон, рыхлой мышцы ища волокно,

как возможную жизнь, теребит взбаламученный гарус,

разодрав каковой, от земли отплывает фоно

в самодельную бурю, подняв полированный парус.

II

Города знают правду о памяти, об огромности лестниц в так наз.

разоренном гнезде, о победах прямой над отрезком.

Ничего на земле нет длиннее, чем жизнь после нас,

воскресавших со скоростью, набранной к ночи курьерским.

И всегда за спиной, как отбросив костяшки, рука

то ли машет вослед, в направленьи растраченных денег,

то ли вслух громоздит зашвырнувшую вас в облака

из-под пальцев аккордом бренчащую сумму ступенек.

Но чем ближе к звезде, тем все меньше перил; у квартир --

вид неправильных туч, зараженных квадратностью, тюлем,

и версте, чью спираль граммофон до конца раскрутил,

лучше броситься под ноги взапуски замершим стульям.

III

Разрастаясь как мысль облаков о себе в синеве,

время жизни, стремясь отделиться от времени смерти,

обращается к звуку, к его серебру в соловье,

центробежной иглой разгоняя масштаб круговерти.

Так творятся миры, ибо радиус, подвиги чьи

в захолустных садах созерцаемы выцветшей осью,

руку бросившем пальцем на слух подбирает ключи

к бытию вне себя, в просторечьи -- к его безголосью.

Так лучи подбирают пространство; так пальцы слепца

неспособны отдернуть себя, слыша крик "Осторожней!"

Освещенная вещь обрастает чертами лица.

Чем пластинка черней, тем ее доиграть невозможней.